Сегодня, когда блокада постепенно переходит из живой памяти в историю, очень важны любые свидетельства о ней. В каждом из них – частичка того, что пришлось пережить ленинградцам в те трагические дни, и сегодняшние дети должны знать об этом. Людмила Андреевна Ермолаева – одна из тех, чьё детство было перечёркнуто войной. 

В то время она была десятилетней девчонкой, но наравне со взрослыми ей многое пришлось пережить. Стёрлись из памяти даты, но осталась боль, которую не в силах ослабить даже время.
Со слезами на глазах она начинает рассказ о своём блокадном детстве: «Тяжело вспоминать, ведь у меня там все умерли. Я и родилась в Ленинграде, и жила там, и в школу ходила. Правда, успела закончить только два класса». 
Сначала война воспринималась как нечто происходящее где-то далеко. И только после бомбёжки пришло понимание, что игры кончились, весёлых приключений больше не будет, что война – страшная, безжалостная, жестокая и беспощадная – решительно и бесповоротно ворвалась в жизнь. 
Мать осталась в Ленинграде с маленькой дочкой и сыном. «Когда можно было эвакуироваться в Ярославскую область, старший брат отказался. «Умру, но не уеду», – сказал он тогда. Так все мы остались в городе», – вспоминает Л.А. Ермолаева. Её брат должен был идти в 10 класс – война перечеркнула все планы. 
Почти сразу стало совсем плохо с продуктами. Еда была очень скудной и однообразной, а аппетит рос с каждым днём. Людмила Андреевна вспоминает, как в столовой получали небольшой бидончик горохового супа. А с 20-го ноября 1941 года начались самые трагические дни. Были установлены критические для жизнеобеспечения нормы: рабочим в сутки стали выдавать 250 граммов хлеба, служащим, иждивенцам и детям – 125 грамм. Рецепт ленинградского хлеба тех дней прост: мука ржаная, дефектная – 50%, жмых – 10%, соевая мука – 5%, отруби – 5%, солод – 10%, целлюлоза – 15%. В Ленинграде наступил голод. Она вспоминает, как однажды из рук вытащили карточки, и это было смерти подобно. А позже брат слёг и больше уже не встал. И мать, и старший брат умерли в больнице в 42-м году. Она к ним ходила, конечно, потому что это было недалеко от дома. Их семья жила на Васильевском острове, а совсем рядом была школа, которую превратили в госпиталь. Брат уже там отказался от еды. «Он всё отдавал мне – я этим и питалась. Мать тоже – сама не ест, мне отдаст. Уже намного позднее я осознала, что выжила только благодаря этому», – с горечью говорит женщина. 
Отца Людмилы мобилизовали в армию в первые дни войны, и часть его стояла недалеко, за Нарвскими воротами. Он нет-нет да и приходил, приносил еду. Но о его судьбе дочь знает мало. Слухи ходили разные, а потом пришло извещение о его смерти. А в ноябре 1941 года ударили морозы. В квартирах на стенах выступал иней, леденели потолки, не было воды, электричества. В те дни закрылись почти все ленинградские школы. Начался блокадный ад. 
Вспоминает Людмила Андреевна, что долго у них жил кот Марс – весь чёрный, только грудка белая. И вдруг он пропал. Брат, чтобы успокоить младшую сестрёнку, сказал, что дал Марса другу – мышей половить. Тогда она даже представить не могла, что, скорей всего, кота съели… За водой приходилось ходить с чайником к Тучкову мосту. Была такая слабость, что пока доносила воду, несколько раз отдыхала. Раньше, поднимаясь по лестнице, она бежала, перепрыгивая через ступеньки. А теперь, поднимаясь, часто садилась и отдыхала. Больше всего боялась – вдруг не сможет донести чайник с водой, упадёт, расплескает.
Никогда не забуде, как вместе с такими же ребятами она на саночках возила на кладбище умерших соседей. Их заворачивали в простыни, ребятня запрягалась в упряжку и тащила скорбный груз по заснеженным улицам Ленинграда.
Когда мать и брат умерли, отец отвёл дочку к сестре бабушки – своих детей у неё не было – и Люда немного пожила у неё. Потом приехал отец и отдал её в детский дом. Это было в середине 42-го. И вместе с детским домом девочку эвакуировали на Кавказ. Людмила Андреевна вспоминает, какое страшное впечатление произвёл разгромленный Краснодар – ни одного камня целого не было. Ребята из детского дома поехали дальше. Почему их документы были сожжены в Сочи, сейчас уже не вспомнить, да и не всё объясняли детям. Вероятно, были для этого веские причины – может быть, немцы наступали. «Хотела меня удочерить в детском доме одна женщина-повар. А потом пришло письмо, что нашлись родственники – тётка бабушки. И я снова приехала в Ленинград, только это было уже летом 45-го. Нашу квартиру распечатали, и мы стали жить втроём – я, бабушка и тётка. Потом я подросла, стала работать на большом заводе «Светлана», – так вспоминает о начале мирной жизни Людмила Андреевна.
А позже вместе с подругой Валей она приехала сюда, в Пикалёво. Работы не было, жилья не было. А так как у неё в Ленинграде были закончены курсы медсестёр, вскоре устроилась в детский сад №1, что располагался на ул. Советской, и проработала там всю жизнь. 

«Слово «блокада» я впервые услышала, когда мне было 7 лет. Я не знала тогда, что оно значит, но мне показалось, что от него веет какой-то обречённостью и безнадёжностью. Позже, читая книги и смотря фильмы о блокадном времени, я поняла, сколько ужаса содержит в себе это слово. Но ошиблась я в одном – люди не теряли надежды. Они боролись за свою жизнь и жизнь других ленинградцев – родных, соседей, случайных прохожих. Они верили в победу и шли к ней все вместе, не жалея сил. Отвага, милосердие к ближним, стойкость и поразительный патриотизм ленинградцев потрясли меня до глубины души. На глаза наворачиваются слёзы, когда я читаю хроники тех дней, рассказы и стихи, написанные в период блокады Ленинграда, слушаю рассказы жителей блокадного города. И вместе с ледяным, пронизывающим страхом, от которого по телу бегут мурашки, вместе с состраданием к людям, чью жизнь искорежила война, я чувствую гордость за свой любимый город, восхищаюсь мужеством и силой ленинградцев.
То, что пережили наши предки, невозможно забыть, как невозможно переоценить их заслуги перед родным городом – таким красивым и радостным сейчас Санкт-Петербургом».
Эти строчки написала ученица школы №1 г. Пикалёва Настя Булатова. Что ещё можно добавить к ним? Память не должна померкнуть. Кто-то говорит, что не стоит лишний раз беспокоить ветеранов – де, и память у них уже не та, и рассказывают они который год одно и тоже. А я уверена – надо об этом говорить, надо слышать рассказы очевидцев тех событий. Это для нас события 70-летней давности лишь страница из учебника истории. Для ленинградцев, блокадников – это страница жизни, которую ни вырвать из памяти, ни пропустить. И наша задача – сохранить эти крупицы истории, передать детям и внукам, чтобы подобное никогда больше не повторилось.

Ольга АСТАПОВА.